Не боялась железа и пламени,
Не боялась бездонных темниц,
Проповедникам в ноги не кланялась,
Пред святыми не падала ниц.
Ненавидела шумные сборища,
В чёрном платье являлась на бал.
"С кем ты, девочка, глупая, борешься?" -
Кто-то взглядом её провожал.
А она всё влюблялась отчаянно
В тех, кто был с ней насмешлив и груб,
И клялась, и рвалась, и печалилась,
В заколдованный падая круг.
И гадала на них перед зеркалом,
Каждый раз видя образ чужой,
И пугалась того, что начертано,
И кричала, что зеркало лжёт.
По утрам не ходила на исповедь,
Умывалась звенящей росой.
"Сколько ей предстоит ещё выстрадать?" -
Кто-то тихо вздыхал за спиной.
Перепачкав передничек шёлковый,
В подворотне кормила котят,
Не услышала горького шёпота:
"Безрассудное Божье дитя..."
"Говорят, она водится с демоном!" -
Продолжала молва клеветать.
"Что ж ты, дочка, родная, наделала?" -
Безутешная, плакала мать.
И - доносы, дознание, следствие:
Чёрно-красный слепой коридор;
Как горячее скользкое лезвие,
Оборвал нить судьбы приговор.
Бил на рыночной площади колокол,
И огонь беспощадный горел,
И из пропасти в сердце расколотом
Голос свой нёс толпе менестрель.
"С бесконечными иглами-искрами
В Рай за ней мои песни летят;
Сколько ей суждено было выстрадать,
Безрассудное Божье дитя!.."
Хэллин